Ветер, пахнущий хвоей, шуршал в деревьях, теребя его выцветшую черную одежду. На юге высилась темная Стена — огромная тень, заслоняющая звезды. Холмистая местность заставляла Джона предполагать, что они находятся где-то между Сумеречной Башней и Черным Замком, скорее всего ближе к Башне. Уже много дней они пробирались на юг между глубоких озер, тянущихся длинными тонкими пальцами по дну узких долин и окруженных кремнистыми, поросшими сосняком холмами. Быстро по таким местам не поскачешь, зато они облегчают задачу тем, кто хочет подобраться к Стене незамеченным.

Разведчикам одичалых. Таким, как они, таким, как он.

Там, за Стеной, лежат Семь Королевств. Там сосредоточено все, что он поклялся защищать. Он произнес слова, поклялся своей жизнью и честью, и сейчас ему полагалось бы нести караул там, наверху. Полагалось бы поднести к губам рог и призвать Ночной Дозор к оружию. Но рога у него нет. Он мог бы, пожалуй, стащить его у кого-нибудь из одичалых, но к чему бы это привело? Даже если он затрубил бы в рог, его бы никто не услышал. Стена простирается на сто лиг в длину, а людей в Дозоре прискорбно не хватает. Все его крепости, кроме трех, покинуты, и на сорок миль вокруг не найти, пожалуй, ни единого брата, кроме Джона. Если он все еще брат Дозора.

Он должен был попытаться убить Манса там, на Кулаке, даже если это стоило бы ему жизни. Куорен Полурукий поступил бы именно так. Но Джон промедлил и упустил свой случай. На следующий день он уже выехал в поход вместе с магнаром Стиром, Ярлом и еще сотней человек — лучших разведчиков и теннов. Он говорил себе, что скрывается лишь до поры до времени, что в подходящий миг он убежит и поскачет в Черный Замок. Но подходящий миг так и не настал. На ночлег они большей частью останавливались в покинутых деревнях, и Стир всегда наряжал дюжину своих теннов караулить лошадей. Ярл подозрительно следил за Джоном, а Игритт не отходила от него ни днем, ни ночью.

Два сердца, которые бьются, как одно. Насмешливые слова Манса отдавали горечью. Джон редко когда чувствовал себя таким сбитым с толку. «У меня нет выбора, — сказал он себе в первый раз, когда она скользнула под его спальные шкуры. — Если я откажу ей, она поймет, что я предатель. Я играю роль, которую велел мне играть Полурукий».

Его тело исполняло роль достаточно охотно. Он прижался губами к ее рту, рука нашла ее грудь под замшевой рубашкой, мужское естество напряглось, коснувшись ее бугорка сквозь одежду. А как же клятва? — подумал он, вспоминая рощу чар-древ, где принес ее, круг из девяти огромных белых деревьев, красные лики на стволах, которые глядели на него и слушали. Но ее пальцы уже развязывали его тесемки, ее язык проник ему в рот, ее рука вытащила его член из-под одежды, и он перестал думать о чардревах. Она укусила его за шею, а он зарылся носом в ее густые рыжие волосы. Она счастливая — ее поцеловал огонь. «Ну что, хорошо?» — прошептала она, направив его в себя. Внизу она была ужасно мокрая и уже не девушка, это ясно, но Джону было все равно. Его клятва, ее невинность — все это не имело значения, осталось только ее тепло, ее губы, ее пальцы, теребящие его сосок. «Сладко, правда? — спросила она снова. — Не так быстро, медленнее, вот так. Теперь вот тут, вот тут, да, хорошо. Ты ничегошеньки не знаешь, Джон Сноу, но я тебя научу. Крепче теперь. Да-а».

«Это только роль, — напомнил он себе потом, — роль, которую я играю. Я должен был это сделать, чтобы доказать, что нарушил свою клятву. И внушить Игритт доверие к себе». Больше это никогда не повторится. Он остается братом Ночного Дозора и сыном Эддарда Старка. Он уже сделал то, что от него требовалось, и доказал, что должен был доказать.

Но доказывать было очень приятно, а потом Игритт уснула, положив голову ему на грудь, и это тоже имело свою сладость, опасную сладость. Он снова вспомнил о чардревах и о словах, которые произнес перед ними. Это случилось только раз, и обойтись без этого нельзя было. Даже отец споткнулся однажды, когда нарушил свои брачные обеты и произвел на свет бастарда. Джон поклялся себе, что с ним этого больше никогда не случится.

В ту же ночь это случилось еще дважды и повторилось утром, когда Игритт, проснувшись, нашла его готовым. Одичалые к тому времени уже зашевелились и не могли не заметить того, что происходило под грудой шкур. Ярл велел им поторопиться, пока он не окатил их водой. Как собаку, подумал после Джон. Выходит, он превратился в кобеля? Ты — брат Ночного Дозора, шептал тихий голос внутри, но с каждой ночью он становился все слабее, а когда Игритт целовала его уши или кусала шею, Джон и вовсе его не слышал. Неужели и с отцом, когда он забыл о чести в постели матери Джона, происходило то же самое?

Кто-то поднимался к нему на холм, и Джон на миг подумал, что это вернулся Призрак, но волк никогда не производил такого шума. Джон плавным движением извлек из ножен Длинный Коготь, но это оказался один из теннов, коренастый, в бронзовом шлеме.

— Сноу, иди, — сказал он. — Магнар зовет. — Тенны говорили на древнем языке, и мало кто знал на общем больше нескольких слов.

Джону было наплевать на зов магнара, но спорить с человеком, который едва его понимал, не имело смысла, и он вслед за тенном зашагал вниз.

Вход в пещеру представлял собой трещину в скале, куда едва могла пройти лошадь. Ее наполовину заслоняла гвардейская сосна. Пещера выходила на север, и зарево костров не могли заметить со Стены. Даже если этой ночью по Стене вдруг прошел бы караул, братья не увидели бы ничего, кроме холмов, сосен и ледяного блеска звезд на частично замерзшем озере. Манс хорошо обдумал свою вылазку.

Внутри скалы двадцатифутовый каменный коридор вел к пещере величиной с Великий Чертог Винтерфелла. Среди колонн горели костры, и дым ложился копотью на потолок. У одной из стен, рядом с мелким прудом, стояли стреноженные лошади. Отверстие посередине пола выходило, пожалуй, в еще более просторную пещеру, но темнота мешала ее рассмотреть. Где-то там, внизу, шумел подземный поток.

Ярл находился рядом с магнаром. Манс назначил командирами их обоих, и Джон давно заметил, что Стиру это не по вкусу. Молодой Ярл, по выражению Манса, был «забавой» Вель, сестры его королевы Даллы, а стало быть, приходился Королю за Стеной чем-то вроде родственника. Магнара явно возмущало то, что он вынужден делить свою власть с другим. Он вел с собой сотню теннов, впятеро больше, чем Ярл, и часто вел себя как единственный командир. Однако Джон знал, что на ту сторону их будет переводить Ярл. Молодому воину было не больше двадцати, но он уже восемь лет ходил в набеги и с дюжину раз перебирался через Стену с такими вожаками, как Альфин Убийца Ворон и Плакальщик, а последнее время и с собственный отрядом.

Магнар не стал ходить вокруг да около.

— Ярл говорит, что там, наверху, иногда проходят вороны. Расскажи мне все, что ты знаешь об этих караулах.

Джон охотно отказался бы отвечать, но он знал, что Стир убьет его при малейшем признаке неповиновения — и его, и Игритт, только за то, что она его женщина.

— В каждом карауле четверо человек, двое разведчиков и двое строителей. Строители должны замечать трещины, проталины и прочие неполадки, а разведчики высматривают врагов. Передвигаются они верхом на мулах.

— На мулах? — нахмурился Стир. — Так ведь это медленно.

— Медленно, зато мулы лучше ходят по льду, а дорожки подальше от Черного Замка давно уже не посыпались гравием. Мулов разводят в Восточном Дозоре и учат сохранять устойчивость на скользких дорогах.

— Они всегда ездят поверху?

— Нет. Каждый четвертый караул проходит внизу, проверяя, нет ли у основания трещин или следов подкопа.

Магнар кивнул.

— Даже в далекой Тенни знают об Арсоне Ледовом Топоре и его туннеле.

Джон тоже знал эту легенду. Арсон Ледовый Топор успел прорубить путь до середины Стены, когда его обнаружили разведчики Ночного Дозора. Они не стали мешать ему в его работе, а просто замуровали выход камнем, льдом и снегом. Скорбный Эдд говорил, что если приложить ухо к Стене, до сих пор слышно, как Арсон рубит лед своим топором.